Вспомним сентябрь, когда страна была потрясена экстремистской акцией. Президент тогда сказал, что экстремист ударил в "самое сердце американской республики". И, как это часто бывает после подобных событий, резко понизились курсы акций на Уолл-стрит. Разумеется, это проявление экстремизма мотивировалось отчасти тем, как другие воспринимают Америку и ее роль в мире. Например, Филиппины были ввергнуты в конфликт между мусульманской и католической общинами. И на помощь туда пришли американские войска.

No, кто-то может подумать, что я говорю о сентябре 2001 года. На самом деле я имел в виду сентябрь 1901 года. Суть в том, что в истории бывают параллели.

Сто лет назад упомянутая мною акция была совершена анархистом, который ненавидел Америку и все то, за что она выступала. Он выплеснул свой гнев, убив Президента Уильяма Маккинли. Сегодня, конечно, мы вряд ли назвали бы этого человека анархистом – его бы назвали экстремистом или, пожалуй, террористом. Сто лет назад, когда в Америке также велись дебаты о "божественном предопределении", американский флаг стал развиваться над новыми территориями – Уэйком и Гуамом и Гавайями. Конечно, сегодняшняя параллель – это дебаты о той роли, которую Соединенные Штаты будут играть в процессе глобализации.

В 1901 году вооруженные силы США должны были адаптироваться, чтобы противостоять новым угрозам. Президент Тедди Рузвельт выдвигал многочисленные инициативы, которые мы бы сегодня назвали трансформацией. Военно-морские силы США были на четвертом или пятом месте в мире. В Атлантике германские ВМС имели 12 боевых кораблей против восьми американских. Чтобы исправить положение, Рузвельт построил 24 новых крупных боевых корабля. Этот флот под названием "Великая белая флотилия" вступил в строй в 1907 году. Подобные же изменения претерпевали и сухопутные войска, перешедшие на винтовку Энфилда. Они приобрели также новые штыки, поскольку старые гнулись в рукопашном бою.

Но трансформация состоит не в замене техники, а в интеллектуальных и организационных изменениях. Военный министр Рузвельта Илайхью Рут создал в Форт-Макнэре Национальный военный колледж, чтобы развивать в военных офицерах гибкий ум, позволяющий предвидеть события в новой международной обстановке. Он учредил также армейский штаб, чтобы армия имела в своем распоряжении кадры экспертов по планированию. Благодаря этому армия получила свободу маневра при выполнении новых задач, связанных с переходом от вооруженных сил, базирующихся только в США, к силам, способным отстаивать интересы по всему миру.

Моя главная мысль заключается в том, что 100 лет назад должностные лица, занимавшиеся национальной безопасностью нашей страны, решали много проблем, схожих с теми, которые стоят перед нами сегодня. Сейчас, как и тогда, при ведении боевых действий в отдаленных регионах государства этого региона могут угрожать интересам нашей страны. Сейчас, как и тогда, внутренние распри на почве религиозной вражды, этнического соперничества, племенных конфликтов могут приводить и часто действительно приводят к кровопролитию. Наконец, сейчас, как и тогда, американские войска в кризисных ситуациях часто принимают участие в восстановлении мира.

Но по сравнению с ситуацией столетней давности условия нашей безопасности в 21-м веке претерпели, на мой взгляд, два глубоких изменения, придающих им особый характер. Первое – это присутствие транснациональных действующих лиц. Они открыто находят себе убежище в пределах враждебно настроенных государств. Или пользуются возможностями укрыться на территории несостоятельных государств или на неуправляемых территориях.

Второе глубокое изменение состоит в том, что все воюющие стороны получили доступ к гораздо более сложным в техническом отношении инструментам. Вероятно, именно в результате роста нашей глобальной телекоммуникационной индустрии перед враждебно настроенным государствами и террористам открывается путь к сокровищнице информации. Рынки оружия после холодной войны предлагают им много различных видов вооружений – новейшие радары, высокотехнологичные подводные лодки и так далее. К сожалению, эти рынки предлагают также оружие массового поражения – химическое, биологическое, радиологическое, ядерное – и ноу-хау для его изготовления и применения. Это распространение передовых технологий усиливает такую тенденцию в военной области, которая потенциально может оказать глубокое воздействие на нашу безопасность.

Со времен Фукидида исходная предпосылка конфликта между странами состоит в том, что более сильные государства могут побеждать более слабые. Такова была логика здравого смысла. За последние 200 лет так и было примерно в 70 процентах случаев. Однако, как мы убедились на примере Вьетнама, а Советский Союз на примере Афганистана, великие державы могут терпеть поражение из-за расхождения в интересах. То, что для сильного государства имеет периферийное значение, может быть принципиальным вопросом выживания для государства более слабого. Такое расхождение в интересах может затем трансформироваться в расхождение в том, насколько решительно страны настроены на ведение войны. Это одна из причин, по которым менее сильное государство может расстроить планы более сильного.

Кроме того, как сообщает один политолог, с 1980 года эта тенденция к успеху более слабых фактически усилилась, и более слабые государства за последние 20 лет брали верх почти в половине случаев.

А если прибавить в это уравнение оружие массового поражения, возникает ситуация, когда относительно слабые игроки могут иметь доступ к смертоносной мощи, способной соперничать с мощью самых сильных государств. Слабые игроки потенциально могут наносить беспрецедентный ущерб большой стране. С помощью оружия массового поражения они могут подвергать риску большую часть общества.

Во время холодной войны мы сталкивались с угрозой ядерного конфликта со сверхдержавой, но политика сдерживания ограничивала эту угрозу, поскольку мы подвергали риску нечто такое, чем противник очень дорожил. По сути дела, речь шла о самом его существовании. Сегодня, если слабым противником выступает террористическая сеть с оружием массового поражения, политика сдерживания в большинстве случаев не будет приводить к цели. Когда террористы готовы для реализации своей программы совершать самоубийства, что еще остается для них ценным, что мы можем подвергнуть риску?

Эта дилемма отражает беспрецедентный характер современных условий безопасности. И для противодействия этим очень серьезным угрозам Президент недавно опубликовал новую Стратегию национальной безопасности. В поддержку этого позвольте мне изложить три общих соображения о роли военных в обеспечении нашей новой Стратегии национальной безопасности.

Первое соображение заключается в том, что армия Соединенных Штатов должна решать множество задач. Мы должны обеспечивать безопасность, разумеется, ведя и выигрывая войны нашей страны. Но в нашей сегодняшней миссии нет ничего более важного, чем защита территории нашей страны. Именно поэтому мы и осуществили ряд очень существенных изменений в соответствии с указаниями Президента. Мы разработали так называемый План единого командования – в ответ на поставленную Президентом задачу: "Вот чего я ожидаю от различных ваших командований".

Одним из главных шагов, которые мы предприняли, стало создание Северного командования США. Оно вошло в строй 1 октября 2002 года, так что возраст его – чуть больше месяца. И было бы ошибкой утверждать, что оно точно знает направление своего развития. Понадобится примерно год, прежде чем оно, на наш взгляд, полностью реализует свой оперативный потенциал. Мы возложили на него задачу сдерживания, предотвращения и разгрома агрессии против Соединенных Штатов. И если возникнет такая необходимость, будь то акт войны или стихийное бедствие, Северное командование направит таланты и мастерство наших вооруженных сил на оказание помощи гражданским властям, в большинстве случаев находясь у них в подчинении при любом кризисе.

Ключевое значение для эффективности Северного командования при выполнении подобной задачи имеет поток информации. Это относится не только к информации в рамках Министерства обороны и внутри этого нового Северного командования, но и ко всем федеральным министерствам и ведомствам, имеющим отношение к обеспечению нашей безопасности.

Мы знаем, что в новых условиях безопасности у всех есть своя роль – у Государственного департамента, Министерства финансов, Министерства юстиции, Таможенной службы, органов разведки, ФБР и, думаю, на всех уровнях вплоть до местных правоохранительных органов и департаментов.

Недавно мне выпала весьма удачная возможность увидеть программу, с которой мы экспериментируем и которая, как мы надеемся, довольно скоро принесет плоды. Речь идет о проекте, который мы называем "Защитить Америку", и звучит это просто. Предполагается такая интеграция методов, какой еще не было, по крайней мере, внутри правительства. Это основанный на Интернете инструмент сотрудничества и взаимодействия, сулящий большие перспективы при интеграции данных, получаемых от различных людей, и предоставлении людям возможности взаимодействовать на основании этих данных. Проект построен таким образом, что позволяет собирать данные в автоматическом режиме до тех пор, пока они не станут необходимыми.

Подобные инструменты чрезвычайно важны для того, чтобы мы обрели сноровку и гибкость для противодействия нынешней террористической угрозе. Они дают нам возможность думать быстрее, чем наш противник. И я считаю, что на ранней стадии операции в Афганистане мы думали явно быстрее противника и поэтому добились большого успеха. На это можно возразить, что сейчас мы думаем недостаточно быстро и что мы не проникли в логику принятия решений противника. Необходимо ускорить эту работу.

Еще один сложный фактор заключается в том, что этот информационный поток должен очень хорошо работать не только в Соединенных Штатах. Все мы должны уметь взаимодействовать хотя бы в информационном отношении, разумеется, на общей основе, если мы хотим эффективно противодействовать террористической угрозе.

Я рассматриваю наше новое Северное командование как катализатор, который должен помочь остальным органам власти выработать эти методы обмена информацией – от полицейского на дежурстве, замечающего, что происходит нечто интересное и необычное, до Береговой охраны, следящей за входящими в наши порты судами, до людей, которые просто хотят позвонить и сообщить о чем-то. Понадобится некий способ организации этой работы, чтобы не помешать работе всей правоохранительной системе. Именно это я и предлагаю. Таковы задачи, которые мы должны решать сегодня.

В то же время мы должны обеспечить готовность нашей армии к вызовам завтрашнего дня. Поэтому мы внесли ряд других изменений в свой План единого командования. У нас есть командование в Норфолке (штат Вирджиния) под названием "Общевойсковое командование", и сейчас мы возложили на него основную задачу трансформации наших вооруженных сил в отношении учений и экспериментов. Мы также устранили одну из функций, которую ранее выполняло это командование, – функцию Верховного главнокомандования объединенными вооруженными силами на Атлантике в рамках НАТО. Это было неоднозначное решение, но мы его приняли, мы сделали этот шаг. Наверняка, в конце концов, это командование в Норфолке будет также работать в рамках НАТО по вопросам трансформации и оперативной совместимости между Соединенными Штатами и европейскими странами. Все это еще находится на стадии предложения, но, вероятно, именно так и будет решен вопрос.

Второе соображение – это роль наших военных в наступившем 21-м веке и географические факторы. Можно так поставить вопрос: должны ли вооруженные силы иметь региональную или более глобальную ориентацию? Я считаю, что, безусловно, важно и то и другое. С одной стороны, нам нужна региональная ориентация, поскольку очень часто наши интересы находятся именно в регионах. Именно там мы должны поддерживать местный потенциал. Региональные боевые командования – Тихоокеанское, Европейское, Центральное, Южное – находятся там для того, чтобы обеспечивать стабильность, налаживать военное сотрудничество между войсками и осуществлять быстрое реагирование на кризисы – от гуманитарных кризисов до вооруженных конфликтов.

С другой стороны, мы знаем, что существуют определенные угрозы, выходящие за рамки региональных и политических границ. Поэтому наши ответные меры тоже должны выходить за рамки этих границ. А это означает, что мы должны также обладать глобальным потенциалом, равным нашему региональному потенциалу, а в большинстве случаев сегодня этого нет. Этим вопросом нам предстоит заниматься.

Мы создали новое Стратегическое командование США в Омахе. У нас всегда было Стратегическое командование в Омахе, но теперь мы возложили на него совершенно другую задачу, закрыв так называемое Космическое командование США в Колорадо-Спрингсе и объединив эти две структуры в совершенно новое командование. Мы также рассматриваем вопрос о том, чтобы возложить на это командование новые задачи.

Эти задачи, на мой взгляд, отражают характер необходимых нам глобальных ресурсов – таких средств, как противоракетная оборона. Необходимо рассматривать такие вопросы, как глобальный удар, информационные операции, командование и управление, разведка, наблюдение и рекогносцировка на глобальной, а не только на региональной основе.

Позвольте объяснить вам проблему противоракетной обороны. Гипотетическая ситуация: из Ирака пущена ракета в Израиль. Сейчас Ирак относится к одному из наших региональных командований под названием Центральное командование, а Израиль – к Европейскому командованию. Поэтому дело немедленно коснется двух наших командований и, может быть, Стратегического командования.

Подобные события по сути своей предполагают участие многих командований и имеют скорее глобальный характер, нежели региональный. Поэтому для того, чтобы правильно выполнить задачу, мы должны применять глобальный подход к интеграции системы предупреждения о ракетах, командования и управления, оборонных вариантов, которыми мы располагаем, и, если уж на то пошло, имеющихся в нашем распоряжении наступательных вариантов. И нам нужен один командующий, который оценивал бы эту ситуацию в целом на глобальной основе.

Эти несколько примеров поясняют, что мы имеем в виду, говоря о более глобальной ориентации. Особенно это относится к ситуации, когда речь идет о противодействии террористам, потому что они не признают никаких границ. Они пересекают границы с большой легкостью.

Третья задача – это проблема, о которой в последнее время много говорят. Она включена в Стратегию национальной безопасности, и для военных предусматривается в ней своя роль. Это вопрос об упреждающих действиях. Временами, особенно читая многочисленные статьи, задаешься вопросом, читали ли эти люди Стратегию национальной безопасности.

Ведь если вы ее читали, то понимаете, что Стратегия национальной безопасности действительно характеризует использование всех инструментов государственной мощи для предотвращения нападения. В ней описывается, каким образом упреждающие действия должны включать в себя укрепление наших усилий в области нераспространения, использование дипломатических и финансовых рычагов для того, чтобы технологии производства оружия массового поражения не попадали в руки злоумышленников. Говорится и о том, как сделать так, чтобы наши вооруженные силы были хорошо оснащены для действий в условиях применения оружия массового поражения. Это сделано для того, чтобы любая воюющая сторона, прежде чем применить оружие массового поражения, остановилась и задумалась, сможет ли она добиться желаемого эффекта. В Стратегии четко указано, что упреждающие меры вообще не обязательно должны включать применение наступательных вооруженных сил.

Я считаю, что на самом деле эта концепция для американцев не нова. Фактически еще Президент Франклин Рузвельт говорил о ней в дни перед Перл-Харбором, прежде чем Соединенные Штаты вступили во Вторую мировую войну. Тогда, в беседе у камина 11 сентября 1941 года, Рузвельт говорил о нацистской подводной лодке, которая атаковала американский эсминец "Грир" у берегов Исландии. Он обратился к Америке: "Давайте не будем говорить: мы будем защищаться, только если торпеда попадет в цель или если экипаж и пассажиры утонут. Пришло время для активной обороны".

Кроме того, международное право давно признает именно то, о чем говорил Президент Рузвельт. Страна не должна ждать нападения, прежде чем принимать меры. Во времена Рузвельта неспровоцированная торпедная атака стоила жизни примерно двумстам матросам и гражданским лицам. Разумеется, это была трагедия. Но сегодня допущение первого удара химической или биологической, ядерной или радиологической атаки может привести к гибели десятков тысяч мирных граждан, если не больше. Это было бы катастрофой. Поэтому обсуждать мы должны следующие вопросы. Можем и должны ли мы допускать такой риск? И должен ли в нынешнюю совершенно другую эпоху свободный народ дожидаться физического присутствия этой угрозы, прежде чем принять меры? Или можно действовать при наличии определенного комплекса скрытых потенциальных и явных мотивов, которые, как вы считаете, невозможно будет сдержать? Провести широкую дискуссию о подобных вещах, по-моему, очень и очень важно, очень и очень полезно.

На мой взгляд, любая предстоящая дискуссия почти обязательно должна охватывать оружие массового поражения и те существенные изменения, которые оно внесло в условия нашей безопасности. Если у террористов или у враждебно относящихся к нам региональных сил есть такое оружие, они могут подвергнуть риску наше общество и, разумеется, общественные системы наших друзей и союзников.

Для противодействия этой угрозе наши вооруженные силы наращивают способности действовать в едином и глобальном ключе. У нас должны быть такие глобальные возможности, соизмеримые с нашим региональным потенциалом. И мы должны говорить о риске – риске действия и, разумеется, риске бездействия, и о том, когда США должны действовать в порядке самообороны.